Сохранить мир в партии

Пришлось ей возразить. Не убегать куда глаза глядят надо, а сообща действовать, бороться с хозяевами. Женщина безнадежно махнула рукой: попробовали, поборолись. А пока солнце взойдет, роса очи выест…

Он сидел, пригревшись на теплой, мягкой перине — зябли только ноги в штиблетах, — и соединял в памяти разговоры с Кржижановским, Носковым, Мошинским и совсем недавний — с этой женщиной. Да. бесчисленные забастовки, стачки, демонстрации, студенческие волнения, все это главным образом стихийное, неуправляемое. Тысячу раз прав Ленин, ставя во главу угла организованность рабочего движения и прежде всего — организованность, дисциплину в самой партии. Но «пока солнце взойдет, роса очи выест». И правы, наверное, с такой точки зрения Кржижановский, Носков и Мошинский, призывающие пренебречь чем угодно, но сохранить мир в партии. Даже путем уступок. Даже путем односторонних уступок.

Эта мысль теперь не давала Дубровинскому покоя. Третий съезд… Третий съезд… Нужен — не нужен? Книпович из Киева пишет, что в комитетах по этому поводу началась страшная разноголосица и что Ленин настаивает на беспощадной войне с меньшевиками. Но хорошо ли видно оттуда, из-за границы, что происходит здесь? Худой мир «се же лучше доброй ссоры!

Беспорядочно защелкали колеса на входных стрелках. Поезд сбавил ход и остановился. Сквозь заледенелые стекла светились желтые пятна станционных фонарей. Скрипнула дверь, и в потоке морозного воздуха вошел новый пассажир. Раздергивая одной рукой вязаный шарф, которым у него было закутано горло, другой он пытался приткнуть куда-нибудь свой дорожный мешок. Вздохнул шумливо:

— Эхма, только войны с япошками нам и не хватало!

В сонной тиши вагона эти слова прозвучали пугающе. Они как бы продолжили тягостные мысли Дубровинского, хотя и не имели с ними прямой связи. Войны ожидали, но как-то не всерьез и, во всяком случае, не через три же дня вслед за сообщениями о разрыве дипломатических отношений Японии с Россией. А в Ростове так и разговора об этом не возникало.

— Откуда вы знаете, что война началась? — спросил Дубровинский.

— Брат у меня здесь телеграфистом. Пока поезда ждали, сидел я у него, была проходящая телеграмма атаману казачьего войска Донского. Мобилизация объявляется. Весь флот наш в Порт-Артуре потоплен. Этой вот ночью подло напали. Ночь там раньше нашей на семь часов начинается. Так-то. — ответил вошедший и потащился дальше по вагону.